Во времена уже давние учебный год во всех школах начинался с первого урока Закона Божия, и первой темой этого урока было повествование о том, как началась история Нового Завета, история нашего времени. Рассказ о величайшем событии человеческого общества – Рождестве Пречистой Владычицы нашей Богородицы.

Этот день в русском народе принято называть Пречистым. Помните старые, да и уже вновь возвращаемые названия – Пречистенка, Пречистое. Да и как по иному могло назвать день рождения Владычицы нашей любящее сердце православного человека? Как по иному может оно относиться к Той с чьим именем и чьей защитой мы, по существу, и живем?

Начало мира, начало домостроительство Божия, начало реального, теперь только от нашей воли зависящего пути к Спасителю, к той цели, в которую верит сердце каждого православного верующего, берет свой отсчет с Рождества Богородицы.

Когда человек собирается в дорогу, он, прежде всего, думает о том пути, который ему предстоит преодолеть, о тех препятствиях и искушениях, которые ему придется претерпеть. Как бы не был долог и тягостен этот жизненный путь каждого из нас у нас есть нерушимая  Надежда и Помощница – Пресвятая Богородица.

Почему наш народ так любит и чтит Богородицу, почему именно к Ней обращается с просьбой о помощи – ведь есть множество святых, есть ангелы. Христос, наконец? Молящиеся понимают, что надеяться на самом деле можно только на Бога, но свои просьбы предпочитают обращать не непосредственно к Нему, а к Его Пречистой Матери.

Это обусловлено тремя обстоятельствами. Два из них относятся к нам и состоят в том, что мы, во-первых, православные, а во-вторых – русские.

Православие принято называть одной из трех христианских конфессий. Это неточная формулировка. Как совершенно справедливо подчеркивает профессор Московской Духовной Академии Алексей Ильич Осипов, православие – не конфессия, а единственная вера, полностью совпадающая с апостольской верой и сохранившая в себе весь объем истины, открывшейся собравшимся в Иерусалиме ученикам Христа в день Пятидесятницы. Латинское вероучение во многом отошло от этой веры, а протестантское – реформировало ее фактически до неузнаваемости. Тем не менее, это три серьезные религии, оказывающие большое влияние на современный мир, выводящие себя из Христа и считающие Евангелие своим основополагающим священным текстом, поэтому православное отношение к Деве Марии может быть как следует понято лишь в сравнении с отношением к ней двух других христианских религий.

О протестантизме можно сказать очень кратко: там не только не считают Божию Матерь великой святой, но и святой вообще: у протестантов святых как таковых нет. Что же касается католиков, то у них много святых, и среди них Дева Мария, как и у православных, занимает совершенно исключительное место. Частое молитвенное к ней обращение и особенная приподнятость чувств, возникающая при этом, характерны для них в той же мере, что и для нас. Но когда вглядываешься в эти чувства, не можешь не уловить различия. У католиков –  культ  Девы Марии, у нас –  почитание. Они называют ее Мадонной, а мы – Богородицей. Для них она Божество, для нас – человек. У них некоторые богословы даже предлагали ввести ее в состав Троицы, и хотя это было признано ересью, само появление такой ереси симптоматично. В нашей Церкви такое предложение немыслимо (фантазии наших «софиологов» в счет не идут, ибо они были не богословами, а светскими авторами, попавшими под влияние католицизма).

Мы же видим в Богородице не богиню, а только вернейшую и надежнейшую ходатаицу перед Богом. Мы говорим «Пресвятая Богородица, спаси нас» не потому, что она имеет силу спасать – ею обладает один Бог, – а потому, что не сомневаемся – Бог удовлетворит ее ходатайство, не отринет просьбы Своей Пречистой Матери.

Ведь как относились к Богородице апостолы, находившиеся вместе с Ней в иерусалимской горнице в момент нисхождения Святого Духа, давшего жизнь Христовой Церкви, а впоследствии навещавшие Ее в ее скромном жилище, благоухающем святостью? Конечно же, не как к небожительнице, а как к человеческому существу, пусть высочайшему из всех человеческих существ и, мало того, «честнейшей Херувим и славнейшей без сравнения Серафим». Они могли видеть эти дивные синие глаза, слышать этот «звучащий как серебряный колокольчик» тихий и нежный голос, наблюдать ее непрестанные домашние труды, к которым она была приучена с раннего детства, и, может быть, заставать ее за молитвой своему Божественному Сыну, чья крестная смерть «оружием пронзила ее душу».

Нам не так повезло, как апостолам, – мы не созерцали ее в земной жизни, но, как и они, мы знаем, что Богородица была просто женщиной, но только самой прекрасной из всех женщин, которые когда-либо жили на земле. Поэтому, обращаясь к Богородице, мы не впадаем в экзальтацию, охватывающую католиков при обращении к Мадонне. Богородица доступнее Мадонны, интимнее, теплее, поэтому сердце православного человека сильнее тянется к Ней, и он произносит Ее имя с той интонацией, какая в данный момент соответствует его душевному расположению – с грустной, радостной или смешанной, где есть и радость, и грусть, и вера, и надежда, и любовь. Поэтому она у нас и «всепетая».
То, что наша душа не только православная, но и русская, еще больше сближает нас с Богородицей. Если сказать очень коротко –  мы  на  нее  похожи.

Есть такое понятие «русский характер». Он может быть не только у русского, а у каких-то русских его может не быть – это не этническая, а психологическая характеристика. Так вот, о Богородице можно сказать, что у Нее был русский характер в земном существовании. У Нее были те два качества, которые отличают русский народ: смирение и терпение.

Это не хвастовство, это не значит, что мы лучше других, – это просто констатация наших национальных особенностей. И такие же черты были в натуре Богородицы. Ну не похожа Она была ни на немку, ни на француженку, ни даже на современную еврейку, какой изображал Ее Поленов, старавшийся воссоздать историческое правдоподобие, но забывший, что после богоубийства и рассеяния бывший избранный народ сильно изменился даже внешне. А вот на лучших женщин Руси, о которых рассказывают жития святых (например, на крестьянку Февронию или на княгиню Анну Кашинскую), – скромных, молчаливых, но самоотверженных в служении ближним и обладавших огромной внутренней силой, – Она похожа, вернее, они на Нее похожи. Речь идет о складе характера, а не о масштабе личности.

Древнерусский человек тоже не противился исполнению Божьего о себе замысла. В этом смысле наших предков можно назвать «богородичным народом». Великое почитание Божьей Матери было у него почитанием по родству. Мы не были так самонадеянны, как западноевропейцы, не демонстрировали такой изобретательности и такого рвения во вторжении в материальный мир с целью его покорения и эксплуатации – и в этом проявилось наше смирение. Мы гораздо легче европейцев мирились с тяготами и неудобствами жизни, если их преодоление требовало отказа от исполнения Божьих заповедей и от жития в благочестии и чистоте – и в этом проявилось наше терпение. Западные соседи наши смотрели на нас поэтому как на народ рабов и высокомерно усмехались.

И о третьей причине нашего особого отношения к Божией Матери. Нас можно назвать «богородичным народом» еще и потому, что Россия является одним из трех ее уделов. Первый – Иверия – достался ей по жребию, второй – Афон – по промыслительной остановке у этой горы ее корабля. Третий же удел она выбрала сама и покрыла его святым своим Покровом, который простирается над нами и по сегодня. Доказательство этого очевидно: разве мог бы, пусть даже очень выносливый, народ пережить то, что мы пережили в XX веке, и не исчезнуть? А мы выжили, и причина этого может быть только одна: возносимая к Богородице молитва русских людей «твои бо есмы рабы, да не постыдимся» была Ею услышана.

Протоиерей Александр Авдюгин