[smoothcategory catg_slug=»publikaczii»]
Холодно в тот день было. Поземка мела. С паперти дежурный сгребет снег, а через пол часа хоть вновь убирай.
Панихиду с молебном с утра отслужил и больше никого. Забежит прохожий свечу поставить да отогреться немного в храме и опять пусто. Тишина. Решил, что до вечернего молебна никого не будет и пошел домой. Позовут если что. Иду и размышляю, а ведь на дворе святки, знаменитые двенадцать дней между Рождеством и Крещением. Как старики говорят, каждый день на святках свой месяц в году имеет. Этот день был пятый, то есть, если стариков слушать, май определяющий. Подумал, что никак мне не хочется, чтобы весенний май холодный и ветреный был и тут же упрекнул себя: тоже еще, священник, а в приметы веришь.
Допить чай не дали. Звонок с храма: вас ждут.
На скамеечке в храме по-хозяйски расположился пожилой мужчина. Поднялся, когда здоровался, и уверенно уселся обратно, приглашая и меня присесть рядышком.
— Не иначе будет учить уму-разуму, — подумалось сразу.
Практически не ошибся.
Дед (буду его так называть) вытащил из плетеной корзины (я такие лет двадцать назад в последний раз видел) нашу епархиальную газету и открыл ее на странице, где я собственноручно разъяснял читателям, что колдовство есть грех и непотребство.
— Ты написал? – конкретно спросил дед, совершенно не заботясь о переходном этапе от «вы» до «ты».
— Моё, — подтвердил я, — Что ни будь не так?
— Всё неправильно, — уверенно заявил собеседник. – Мне вот, к примеру, Бог дал талант и разум многое знать, даже такое, что другие не знают.
— Это как? – не понял я. – Будущие видите или спрятанное находите?
— Найду и запрятанное, и о том, что с человеком скоро случится сказать могу, а если нужно, то и направлю жизнь в лучшую сторону – с уверенностью ответил дед. И пока я соображал с кем дело имею, с шарлатаном или, действительно, пред мной маг доморощенный дед завершил:
— Ты вот тут написал, — дед резко отметил заскорузлым ногтем абзац в газете, — что предсказывать грех и кощунство, а я тебе говорю, что это дар Божий!
— И у вас этот дар проявился? – уже с улыбкой спросил я.
— Он у меня есть! – уверенно парировал дед, смотря на меня с высоты своей непреклонной уверенности.
Уверенность эту надо было как то поколебать и вспомнился мне в эти минуты иной предсказатель судеб и событий. Тоже наш, местный. Он даже результаты футбольных матчей угадывал, а не только будущие перипетии человеческих жизней определял. Одно время, в годы моего раннего священства, спорили мы с ним насчет его удивительных способностей часами, но убедить его прекратить заниматься откровенным оккультизмом мне так и не удалось. На мои аргументы, что его «дар» далеко не из доброго источника исходит, я получал лишь усмешку и разочарованный взмах рукой. Мол, ничего ты, батюшка, не понимаешь. Погряз в своих правилах, канонах и догматах и за писанными человеками законами настоящего духовного просветления не имеешь. Наверное, так и остались бы мы «при своих» мнениях и разумениях, но случилась с тем предсказателем беда: квартиру его ограбили. Воры еще не перевелись в нашей жизни. Встретил я его на второй или третий день после несчастья этого, посочувствовал искренне, а потом все же спросил:
— Как же ты, друг мой, наперед все знающий и в будущие далеко заглядывающий, ограбление собственной квартиры не предусмотрел?
Не знаю, мой ли вопрос, или горе постигшее знакомого моего преобразили, но отказался он напрочь, что-либо о будущем предрекать.
Вот и здесь, решил я тем же способом с дедом рассуждать. Взял, да и тоже спросил:
— Ну и когда, дедуля, вам помирать Бог срок определил? В какой день, месяц или год? Про себя вы ведь все знать то должны.
Дед как то странно себя повел, как бы ростом уменьшился. Пробурчал что-то о том, что Бог, своим помощникам, будущие не открывает, а потом суетливо засобирался и ушел, даже лоб не перекрестив.
На том особенности того дня рождественских Святок закончились, а вскоре и забылись..
Прошло больше года. Готовили мы очередной выпуск епархиальной газеты. Естественно тема суеверий, примет и прочих «сил нечистых» всегда актуальна, поэтому страницы им посвященные появляются в газете постоянно. Перепечатывать статьи из интернета дело легкое, но смущающее. Да и своих примеров предостаточно. Как всегда, когда дело нужное, Господь помогает. Останавливает меня в епархиальной приемной знакомый священник и сходу заявляет:
— Погодь, бать, не торопись. Тут у меня история произошла, хоть роман пиши.
Задержался. И вот что услышал.
В городке, где служит рассказчик священник, объявился, как в народе говорят, «целитель», который не только травами лечит, но еще и молиться по особенному, не так как в церкви. Что-то шепчет, бумагу жжет, воду наговаривает и, самое главное, судьбу предсказывает.
Травники они и сегодня среди мужчин старшего поколения встречаются, но вот, чтобы заговаривал, да судьбу определял – обычно это дело сугубо женское, как на востоке Украины говорят: «відьми е, а відьмакив немає».
Потянулись к освободителю от телесных и душевных хворей даже те, кого местный священник к числу своих прихожан определял. Да и как не потянуться, если в церкви батюшка все твердит, что для получения чего-либо от Бога потрудится духовно надо, а тут пятьдесят или сто гривен отнес и все проблемы решены? Правда, стали в последнее время замечать, что неладное происходит с теми, кто исцелился у местного «чудотворца». Нет, изначально все хорошо: и не болит, и не ломит, и мужик двадцать лет изо дня в день пивший от водки стал, как бес от ладана бегать, но вот менялись эти люди характером и болячки к ним какие-то странные и непонятные приходили. Был человек-человеком, со своим характером, а тут, как подменили, все вокруг враги да нелюди.
Не обращал бы батюшка столько внимания на данного деда, много нынче по городам и весям нашим сект да чародеев всяческих развелось, да стал местный «чудотворец» жаждущих решения проблем и исцелений в храм на «процедуры» направлять. Одних присылал под куполом во время службы постоять, энергии набраться, других к иконе старинной и церковной лбом припасть, чтобы негатив весь вышел, а третьим, с младенцами которые приходили, рекомендовал еще раз ребенка окрестить, так как, по мнению деда, прежнее крещение было неправильным.
Пришлось священнику самому к «целителю» сходить с разговором и надеждой, что прекратит тот оккультными делами заниматься. Зря пошел. Не вышло беседы.
Угрюмо смотрел дед на священника, на его вопросы не отвечал, а на просьбы не реагировал. Выслушал монолог местного настоятеля и закончил разговор словами:
— Мне Бог говорит, как поступать. Не ваше это дело.
И на дверь указал, предварительно в руки веник взяв, чтобы даже следы священнические из своего дома вымести.
Обращался священник и к властям местным. Да что власти? Посочувствуют, головами покивают, да напомнят, что у нас свобода и слова, и веры, а дед данный законы не нарушает и общественной угрозы не представляет.
Осталось священнику только службу служить, молитву творить, да прихожанам и с амвона, и в разговорах рассказывать, что не с Богом их земляк дела свои творит. Так бы и продолжалось это противостояние невидимое, да вот аккурат после поминальной недели Димитровской увидел он «целителя» местного в храме в слезах и на коленях у распятия стоящего. Буквально рыдал дед, бил себя в грудь кулаком, да слезы по лицу размазывал.
— Я даже подойти к нему боялся, — рассказывал священник. – Сначала подумал, что он и в церковь шаманить пришел. А потом вижу: рыдает так, что и самому плакать захотелось…
Дед сам к священнику пришел, на следующий день. Стоял в притворе и ждал, пока батюшка мимо проходить будет. Дождался. Попросил извинения, что беспокоит и спросил, куда ему все свои книжки и приспособления, которые он в своих делах «целительских» использовал деть. Батюшка подумал, и напросился в гости, мол, пойдемте посмотрим, что там у вас за «приспособления» такие, да и книги разные бывают.
Полдня делали они ревизию «инструментов» и «наставлений». Ворох амулетов, камней всяческих, масок и веревок с узлами, вкупе с двумя бубнами в мусорную яму отправили, а из книг оставил батюшка для чтения и вразумления лишь Библию, да старые фолианты о целебных травах. Остальные «наставления» и «практики» по магии всяческой у той же ямы сгорели.
Недоумевал батюшка этому преображению, а дед молчал. Сопел только, да раз за разом слезы смахивал.
На следующий день после успешно проведенной антибесовской ревизии, рано утром раздался стук в священническую дверь. На пороге стоял дед. Было ясно: пришел все рассказать. Именно рассказать, так как на предложение именно сейчас исповедаться, дед не согласился.
— Не готов я, пока к исповеди, батюшка.
Не готов, так не готов. Присели в палисаднике на скамейке. Было ясно, что разговор долгий предстоит.
Дед изначально опять заплакал, а затем в руки себя взял, слезы решительно вытер и рассказывать начал.
Поведал о том, как однажды подсказал ему голос какой-то, чтобы он своей травой, толк разбираться в которой ему от деда достался, не только зубы, желудки и прочие органы своих соседей лечил, но еще бы их от грехов избавлял, да судьбы исправлял. После голоса этого настырного, в областной центр дед поехал, по делам каким-то домашним, тут ему и парочка книг попалась о том, как из травника стать «целителем».
Стало у деда все получаться. Через несколько месяцев к нему в очередь записываться начали, а он, осмелев, травы практически в стороне оставил, одни «коррекции судьбы», да снятия сглазов вкупе с порчей в дневном «целительном» рационе определялись.
Жена его, Лидушка-дорогая, только так дед ее и называл, ругала деда, уговаривала:
— Брось ты это дело, старый, помру я раньше времени из-за твоих лечений.
Не слушал ее старик. Даже больше того, говорил ей частенько, что ты жена не только раньше меня не помрешь, а еще на десять годков меня переживешь. Да что говорил! Он верил в это. Верил в силу, которую дает ему уже ставший ежедневным «голос». У деда к тому времени не было сомнений, что этот его советчик никто иной, как «Глас Божий».
Даже когда Лидушка-дорогая заболела, дед особого внимания болезни жены не уделил. Был уверен, что только он знает, когда кому срок умирать и где болезнь смертная, а где обычная.
«Лидушке-дорогой» становилось все хуже, все «целебные практики», дедом над ней творимые, облегчения не вызывали, а внутренний «голос» все твердил, что это ему враги творят и с ними бороться надо. Когда же жена стала настойчиво требовать, чтобы он помог ей в церковь сходить или священника домой позвал, первой мыслью деда была:
— Вот, кто враг!
И поехал дед по храмам окрестным, рассказать всем, даже «попам этим», что если бы они не мешали, к нему бы прислушались, если бы поняли «волю Божью» не болела бы Лидушка-дорогая.
Однажды, вернувшись с очередной такой агитационной поездки, застал он свою уже постоянно лежащую жену с улыбкой светлой и глазами его ждущими.
— Подойди ко мне, — попросила Лидушка-дорогая.
Подошел дед, присел на край кровати, а она ему и рассказала, что пока его не было, священника соседка привела. Исповедовалась она, причастилась.
Разъярился дед, что-то ругающие хотел закричать, а жена, высохшей слабой рукой, рот его прикрыла и тихо так сказала:
— Леша, ты бы в церковь пошел, к Богу обратился. Он ведь ждет. Как же я без тебя там буду?
Сказала. Вздохнула и умерла.
С той поры и стал дед иным, даже имя у него появилось – Алексей.