[smoothcategory catg_slug=»publikaczii»]
Возможно ли оправдать отсутствие знаний своей Веры и к чему может привести незнание о собственной религии – об этом читайте в настоящей статье.
Есть не очень хорошая, но очень устойчивая традиция вновь и вновь повторяться в объяснении одних и тех же вещей. Не сама по себе нехороша она, поскольку лишний раз что-то подсказать или о чем-то напомнить полезно, а оттого, чем она обусловлена.
Чем же? Той тенденцией, которая благополучно могла бы быть вполне преодоленной современным обществом, имеющим все для этого необходимые, подручные инструменты, а, главное, громадный исторический опыт за плечами.
Однако «топтаться на одном месте» все же оказывается предпочтительнее. Почему? О причинах этого нужно говорить под отдельной темой. Но то, что отсутствие в чем-то динамики развития – не есть правильно и хорошо — это факт. Об этом вам расскажут и древние, Лао-Цзы, например, «Постигающий неизведанное растет, незнающий очевидного увядает», и Истина «в последней инстанции»: «…будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 48), и, даже, первоклассник, мечтающий поскорее перейти на очередной уровень собственного возрастания.
…устойчивое стремление к личностному росту свидетельствует о личностном здоровье человека.
Психология считает, что устойчивое стремление к личностному росту свидетельствует о личностном здоровье человека (Маслоу. Гумманистическая психология). Ибо это стремление является его естественной потребностью, которая на языке психологии называется стремлением к самоактуализации, к самотождественности и самобытности или выражаясь в духе Чернышевского «стремлением к возведению человека в человеческий сан».
Человек обязан быть тем, кем он может быть. По Достоевскому «человек – это не то, что дано, а то, что всегда находится в становлении». И речь здесь совсем не о научно-техническом прогрессе, порожденным из стремления к исключительно материальному благу – сытости и счастью в приземленном их измерении. И, который, становится для человечества опасным и непреодолимым соблазном, чреватым разнузданностью, войнами и почти непрекращающимся насилием. Но о том, который наиболее близок христианскому пониманию, исходящего из вопроса «Возможен ли прогресс, логичен ли, оправдан ли, потребен ли прогресс миру, в котором смерть – самая неизбежная необходимость?» (преп. Иустин (Попович), «не сообразуйтесь с веком сим», — вторит святому апостол (Рим. 12:2). Понимание это, поэтому метафизично. Прогресс оно видит в движении человека к высшим духовным ценностям. Он есть не что иное, как, «преображение» — движение вверх, к благодати Святого Духа, к Горнему Иерусалиму и «обновление» в Духе Святом через непрестанное духовное делание, т.е. совершенствование.
Человек обязан быть тем, кем он может быть. По Достоевскому «человек – это не то, что дано, а то, что всегда находится в становлении».
Какой из всего этого вывод? Как пел когда-то Виктор Цой «если есть стадо, есть Пастух, если есть тело, должен быть Дух» — не было бы никогда никакого прогресса или, как говорят иногда, эволюции, не будь свойства человека к развитию. Настолько прогресс существует, насколько природна человеку функция совершенствования. Ибо по образу Творца он – творец, и, поэтому, не может не творить. Что он творит, как и во имя чего – другой вопрос, но то, что он не может этого не делать – факт, закон и аксиома. Стремление человека к творчеству, по меткому выражению свящ. Павла Флоренского, это его проявление (быть может, им и неосозноваемое) «тоски по Раю» — то есть «Живому Богу». Отсутствие творчества, поэтому, может быть только вынужденным каким-то противодействием. Ему можно оказывать сопротивление, его можно душить, но оно неискоренимо, потому как оно – стихия человеческого естества, как та врожденная ему сила, которая неудержимо устремляет его к Творцу, к единению, а лучше сказать, к воссоединению с Ним.
Итак, что мы имеем? Прогресс, как следствие потребности человека в развитии, и, собственно, само развитие, движимое творческой способностью, как неотъемлемого свойства его природы. И, поскольку творчество есть действие, то, следовательно, бездействие является для человека противоестественным его состоянием. Ибо он, как говорилось выше, не может не быть творцом, являясь и будучи образом Творца.
Стремление человека к творчеству, по меткому выражению свящ. Павла Флоренского, это его проявление (быть может, им и неосозноваемое) «тоски по Раю» — то есть «Живому Богу». Отсутствие творчества, поэтому, может быть только вынужденным каким-то противодействием.
Именно это я и имел ввиду, когда в начале статьи говорил о существовании не очень хорошей, но уже ставшей традиционной тенденции скандировать одни и те же вещи. Бытие этой тенденции как раз и обязано такому явлению, как общечеловеческое бездействие. Тем она и нехороша, что спровоцирована одной из опасных болезней общества. Рок в том, что ее могло бы и не быть. Потому что она не относится к категории неизлечимых. Но она продолжает иметь место в силу осознанного отвержения человеком оздоровительного лекарства. Ему будто нравится находиться в собственном болезненном состоянии и ради этого он отказывается принять лекарство, а если и принимает, то тут же сплевывает пилюлю, чтобы вдруг не оказаться в здравии. Вот глубина болезни этой – наслаждение болезнью. Иначе, бездействие в направлении собственного исцеления.
В собственном незнании виновен лишь я сам, ибо не удосужился узнать, разобраться. Я собственноручно выбрал не-знание будучи в условиях, когда знание совершенно возможно. Я отверг противоядие, потому что заведомо убедил себя в его несуществовании, ни разу не попытав счастья найти и обрести его. Это – болезнь общества – довольствоваться тем, что есть, а не стремиться к тому, как должно быть.
Я не оговорился, когда сказал «осознанного». Садясь, например, в автомобиль, неужто я не понимаю, что существуют определенные правила движения или что есть какой-то этикет поведения, когда захожу к кому-то в гости? Пусть я не знаю этих правил и этикета, но я никак не могу не знать, что нечто такое существует. Если я знаю, что есть, скажем, Конституция, но не знаю ее по существу, ее содержание (свод ее законов), то это не-знание осознанное. Выбор между «знанием» и «не-знанием» в пользу последнего – мое решение. И оно не может быть неосознанным. Если я не знаю ответа на свой вопрос, это не означает, что этого ответа не существует, это лишь значит, что я сам не ищу его, или же, по разным причинам, не хочу искать. И это опять — мой выбор. И опять – осознанный. Ибо выбор – это результат потуг ума и воли, это свойство человека, а не робота.
В собственном незнании виновен лишь я сам, ибо не удосужился узнать, разобраться. Я собственноручно выбрал не-знание будучи в условиях, когда знание совершенно возможно. Я отверг противоядие, потому что заведомо убедил себя в его несуществовании, ни разу не попытав счастья найти и обрести его. Это – болезнь общества – довольствоваться тем, что есть, а не стремиться к тому, как должно быть.
Здесь можно возразить стандартным штампом «у каждого своя правда»! Да и вообще, кто знает, как должно быть? Ответ здесь прост. Он кроется в существе, природе самого человека. Когда он видит смерть – он не может смириться с ее фактом. Для него она – нечто чуждое, недолженствующее. Когда он максимально наслаждается — он не обретает искомого удовлетворения в полноте, более того, кратковременная эйфория лишь опустошает, и усиливает его пристрастие, и, в конечном счете, оказывается смертоносной. Ни в смерти, ни в земном рае человек не находит того «блага», к которому инстинктивно стремится и которое могло бы его всесторонне, исчерпывающе и навсегда удовлетворить. Наконец, человек, пусть подспудно, на уровне подсознательном, ни в коей мере не согласен с фактом существующих жизненных противоречий: например, бесконечным круговоротом победы зла над добром. Да, человеку трудно понять, объяснить, выразить – но со всем этим он внутренне, а иногда и внешне не согласен. Это несогласие и есть то свидетельство, как не должно быть и как быть должно.
Ты атеист? Но есть ли у тебя стопроцентная уверенность в правильности выбранного пути? Переступал ли ты когда-нибудь порог храма, до того, как объявил себя безбожником? Если нет, то на каком основании ты определялся в выборе своей жизненной позиции? Ведь тебе даже не было с чем сравнивать.
Тем не менее, он продолжает стоять на своем? «Моя правда, – говорит он, — это мои тараканы. Каковы они, такова и правда. Она не более, чем – в моих мыслях, привычках, убеждениях, опыте, кругозоре. Моя правда состоит лишь из этих пазлов! Все, оставьте меня, в моем мирке вам не место!»
Правильно ли это, хотя бы с точки зрения банальной логики?
Ты атеист? Но есть ли у тебя стопроцентная уверенность в правильности выбранного пути? Переступал ли ты когда-нибудь порог храма, до того, как объявил себя безбожником? Если нет, то на каком основании ты определялся в выборе своей жизненной позиции? Ведь тебе даже не было с чем сравнивать. Может быть ты настолько умен, что сумел найти исчерпывающее доказательство несуществования Бога? Но каким образом? С точки зрения науки? Но ведь наука, de facto, не может заниматься такого рода вещами и явлениями, которые выходят за пределы физического, осязаемого, обоняемого, видимого мира, которые по существу своему надмирны, метафизичны? Быть может ты гениальнее всех гениальных, Менделеева, например, Пирогова или Эйнштейна и большинства других, кто вполне открыто и не «на ровном месте» признавал бытие «Высшего Разума», «Абсолюта», «Перводвигателя», Бога?
Или ты доволен тем, что есть? Гордо заявляешь: «Я атеист!». А на вопрос «почему?», отвечаешь: «Атеизм – это модно, круто, он нынче в тренде, и вообще, мне это удобно. Зачем быть кому-то обязанным, зачем связывать всего себя узами закона и правил?»
Ты верующий? Но уверен ли ты, что для тебя это означает Нечто большее, чем название твоей личной субкультуры, статус или «панцирь», за которым прячешься от собственных страхов перед лицом социума или каких-то, на твой взгляд, неразрешаемых жизненных проблем? Уверен ли ты, что твой бог нечто большее, чем справедливость, буква и обряд? Уверен ли ты, что исповедуешь того Бога, Который шире твоих личных о Нем представлений, и, который, не всегда, если не сказать почти никогда, не втискивается в рамки твоей логики?
Или у тебя свое божество – лично тобою сконструированное, которое скрыто, быть может, в ритуале или заклинании, каком-то знаке или географическом месте? В таком случае, твой бог ограничен. Ограничен тобою же. А значит он вовсе не бог.
Ты верующий? Но уверен ли ты, что для тебя это означает Нечто большее, чем название твоей личной субкультуры, статус или «панцирь», за которым прячешься от собственных страхов перед лицом социума или каких-то, на твой взгляд, неразрешаемых жизненных проблем? Уверен ли ты, что твой бог нечто большее, чем справедливость, буква и обряд?
Ибо Бог – это То, Что всегда будет превосходить наше о Нем представление каким бы оно не было и когда бы оно не возникало, не выражалось. Он был, есть и будет за пределами наших умствований и измышлений до тех пор, пока сами не откроем двери наших глаз и сердец Его о Нем Откровению. Пока не переключим свой жизненный статус с «безразличный» на «постигающий» («Если не возлюбишь блаженных и подлинно Божественных словес Писания, то уподобишься скотам несмысленным и бессловесным (прп. Нил Синайский, 73, 14).
Не страшно ли тебе оттого, что в твоем веровании нет никакого смысла? Оттого, что каждое бесценное, необратимое мгновенье твоей жизни полагается на алтарь во имя изваянного твоими руками идола?
Идолов порождает не-знание, невежество: в атеизме это – идол неверия, в религии – идол суеверия, обрядоверия или буквализма
И эти идолы заставляют неравнодушных, говорить об одном и том же, в то время, когда могли бы сказать намного больше и глубже. Для атеистов они скандируют, что Бог есть и доказывают это. Для верующих – что их вера должна быть религией, а не религиозностью или философской системой.
Идолов порождает не-знание, невежество: в атеизме это – идол неверия, в религии – идол суеверия, обрядоверия или буквализма.
У Владимира Сергеевича Соловьева есть такие замечательные слова «Положим, каждый человек имеет в жизни свою маленькую особенную роль, но из этого никак не следует, чтобы он мог довольствоваться только условным, относительным содержанием жизни. В исполнении драмы каждый актер также имеет свою особенную роль, но мог ли бы он исполнять хорошо и ее, если б не знал всего содержания драмы? А как от актера требуется не только, чтобы он играл, но чтобы он играл хорошо, так и от человека и человечества требуется не только, чтобы оно жило, но чтобы оно жило хорошо» (Чтение 3-тье. «Чтения о Богочеловечестве»).
«Требуется», поскольку желание и стремление к жизни лучшей – это врожденное человеческой природе свойство. Не будь этого свойства, не было бы и этого «требования». Итак, человек желает жить лучше, чем он живет. Но чтобы жить лучше, он должен лучше знать эту жизнь. По-другому – качество его жизни зависит от качества о ней знаний. Но знания – это итог действа, который может именоваться по-разному – творчеством или постижением, то есть определенным процессом, который, в свою очередь, определяется тем, что называется человеческими усилиями.
Если я считаю себя верующим человеком, то я обязан изучать свою религию, чтобы быть «качественным» верующим, а не его карикатурой. Иначе, зачем брать на себя какую-то роль, если от незнания всей картины в целом, я не сыграю ее так, как должно. Игра моей роли в итоге окажется далекой от той правды, которая изначально заложена в картине ее автором. Я лишь испорчу ее, представлю в худшем, ложном, относительно ее первоначального замысла, свете. Но ложь не созидает, а то, что не созидает – то и не имеет никакого смысла с точки зрения жизни человеческой.
Если я объявляю себя верующим человеком, не зная, при этом, что эта вера из себя представляет — каков будет уровень моего ей соответствия или насколько правильно я буду «использовать» этот «инструмент»? Это то же, что назвать себя пациентом и не знать о том, что такое больница, как в ней и от чего лечиться. Но если меня вовсе не интересуют «правила игры», зачем, собственно, играть? Не привнесу ли я в нее, таким образом, хаос и разногласие? Не зная, как лечиться в лечебнице, есть ли гарантия того, что она не станет моей могилой?
Мир религии – это вроде джунглей, которые неминуемо приведут к смерти того, кто оказался здесь без надежных ориентиров и знаний «инструкции» по выживанию. В религии, в частности, в Православии, «смертью» (точнее, «духовной смертью») иногда считается заблуждение, как состояние усвоения человеком лжи, принятой им за истину – то есть ересь. Причину же ереси или раскола, Отцы находят преимущественно в невежестве («Раскол держится крайним невежеством» (Свт. Феофан Затворник). Которое, подчас, весьма резко не только осуждается Откровением, но и объявляется смертоносным: «За то, что они возненавидели знание и не избрали [для себя] страха Господня, не приняли совета моего, презрели все обличения мои; за то и будут они вкушать от плодов путей своих и насыщаться от помыслов их. Потому что упорство невежд убьет их…» (Пр. 1:29-32). «Тенью смерти» (Пс. 20) Оно называет неведение Бога. Сам Бог как бы указывает человеку, что его незнание о Нем – это то же, что нахождение вне Него, вне Истины и вне Источника жизни. А значит, в зоне ложных мнений, представлений и умозаключений.
Если я считаю себя верующим человеком, то я обязан изучать свою религию, чтобы быть «качественным» верующим, а не его карикатурой. Иначе, зачем брать на себя какую-то роль, если от незнания всей картины в целом, я не сыграю ее так, как должно.
Из чего естественно рождается и формируется то, что обычно пишется с частицей «псевдо» (от греч. pseudos – ложь). Это – псевдорелигия, псевдонаука и т.д., базирующиеся на псевдо/или/лжезнаниях. Отсюда родом и те, кто сводит религию к совокупности обрядов, и те, кто считают ее исключительно философской системой, и те, для кого она лишь – осуществление «механизированных действий». Все это — палитра самочинных интерпретаций Предмета тех, кто в действительности находится вне истинных знаний об этом Предмете. Обрядовер, очевидно, не знает вот этого, например: «К чему Мне множество жертв ваших? Говорит Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота, и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу. Когда вы приходите являться пред лице Мое, кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои? Не носи́те больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие – и празднование! Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их. И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову» (Ис. 1, 11-17).
Если я объявляю себя верующим человеком, не зная, при этом, что эта вера из себя представляет — каков будет уровень моего ей соответствия или насколько правильно я буду «использовать» этот «инструмент»?
Тот же, кто пытается «механизировать» религию, по-видимому, не внял вот этим евангельским словам: «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Мф. 7, 21).
Явно «слух не режет» и тому, кто превратил свою веру в «кабинетную религию» вот такие слова Апостола: «как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва» (Иак. 2, 26). Отсюда, то есть «от незнания Писания и происходят бесчисленные бедствия: отсюда произрастает великая зараза ересей, отсюда — нерадивые жития, бесполезные труды (свт. Иоанн Златоуст, 52, 484).
Тем не менее, факт остается фактом, и представители этих трех групп не просто продолжают иметь место быть, но их количество многократно возрастает, причем среди тех, кого в церковных кругах шуточно называют «ветераном прихода». И все ничего, если бы это происходило две или более тысячи лет назад, к примеру, когда не было еще четких и уже определенных «инструкций» по тому, как правильно быть религиозным, в частности, христианином. Но ведь за окном уже 21 век и потому совершенно справедливо утверждение о. Андрея Ткачева о том, что «Невежество при умении читать и доступности Писания, при открытых храмах и при факте принадлежности к Телу Церкви не извинительно».
Мир религии – это вроде джунглей, которые неминуемо приведут к смерти того, кто оказался здесь без надежных ориентиров и знаний «инструкции» по выживанию.
Что до «неверы» — и ему «не извинительно» стоять «на своих» при факте наличия и доступности той «базы данных», того неисчерпаемого кладезя человеческого и исторического опыта, который, как ничто другое должен служить добрую службу в качестве непререкаемого руководства по тому, как мыслить и поступать верно. В свете этого опыта несостоятельность атеизма становится настолько очевидна, что борьбе с божеством, тогда уж лучше предпочесть «сражение с ветряными мельницами». Убедиться в этом можно даже в обход Библии, с которой у атеиста свои счеты. Вот, например, простые, но глубокие и довольно исчерпывающие слова из дохристианской эпохи: «В самом деле, если в природе существует нечто, чего не могли бы произвести человеческий ум, разум, сила, человеческое могущество, то ясно, то, что создало это нечто, лучше человека… И как его назвать иначе, чем богом? Действительно, если боги не существуют, что может быть в природе лучше человека? Ведь только у него имеется разум, превосходнее которого ничего не может быть. Если человек считает, что во всем мироздании нет ничего лучше его самого, то это признак безрассудного высокомерия. Следовательно, есть нечто лучшее, <чем мы>. Итак, бог действительно существует» (Цицерон de nat. deor. II, 16. Слова Хрисиппа – греческого философа, стоика).
Прошло достаточно времени в его историческом измерении, чтобы в текущий момент бесконечно говорить об одном и том же – об уже очевидном. Что Бог существует – атеистам, что суеверие – обман и «пустышка» — верующим, что купание в проруби на Крещение – не есть «заповедь» — неофитам, и т.д. Из года в год – все о том же. Я не предлагаю замолчать по этому поводу. Но лишь выражаю сожаление о том, что наше общество с веками, т.с. «не растет над собой», а точнее не хочет этого. Было бы иначе, наши разговоры, статьи и дискуссии муссировались бы около более значимых и «существенных» тем. Они бы стали такими же обыденными и «дежурными», как, например, обсуждение ежегодной «постовой» рубрики о том, «как не съесть в пост чего-то запрещенного?».
С этим связано и мое предложение – перенести собственные размышления вне зависимости, есть ли на такого рода темы «спрос» (ибо он обязательно возникнет, если появится соответствующее предложение) в плоскость более важных, с точки зрения предназначения человека и смысла его жизни, ТЕМ, которые бы освободили человека из порочного бесконечного круговорота в вещах второстепенного порядка. Который волей-неволей, незаметно для говорящего и слушающего лишь приземляет и того, и другого, и соответственно, определяет его кругозор и стиль мышления. «Бытовым» темам пора остаться в прошлом! «Через посредство всех творений возвысься ко Мне – Творцу и от всего собери себе один плод: Меня, который есмь истинная жизнь; все да приносит тебе плод; жизнь и наслаждение Мною делай себе началом собственного бытия. Ибо, таким образом, ты будешь бессмертным…»! (Преп. Иоанн Дамаскин. Точное изложение Православной Веры, II; 11-12, сс. 78-80).
Лишь в таком случае преображение человечества, а значит Царство Божие («Царство Благодати» (см. Беседа Н.А. Мотовилова с преп. С. Саровским), в пределах мира этого, будет иметь шанс осуществиться. Лишь в таком случае «перейти в состояние иное, доброе, и нынешнее уничиженное естество изменить в естество иное, божественное, сделаться естеством новым» (св. Макарий Египетский) станет мыслимым и возможным.