[smoothcategory catg_slug=»publikaczii»]
Есть «время сетовать» и «время плясать» (Еккл.3:4). Гомерический смех. Смех сквозь слезы. Неумеренный смех — потакание человеческой падшей природе. И смех, как проявление остроты ума, как обличение порока. Как духовное веселие, рождающееся в нравственной сердечной чистоте… Где та грань, разделяющая такие разные проявления человеческих эмоций? «Смеяться право не грешно над всем, что кажется смешно» — сказал Н.М. Карамзин в Послании к Алексею Александровичу Плещееву. Или смеяться – все-таки грех? Давайте порассуждаем над этой дилеммой.
…Перевернута последняя страница книги, на обложке которой изображена голова человека, по самый нос погрузившегося в воду. На голове пловца – гнездо, в котором лежат золотые яйца. Так выглядит обложка романа культового французского писателя Бернара Вербера «Смех Циклопа» (перевод на русский язык ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2011 год). Эта дедективная история с лихо закрученным сюжетом читается на одном дыхании. Дарий по прозвищу Циклоп – любимец французской публики и один из лучших в мире комиков неожиданно умирает сразу же после представления у себя в гримерке. Окружающие уверены, что это – сердечный приступ. Но молодая сотрудница журнала «Современный обозреватель» Лукреция Немрод убеждена, что Дария убили. На свой страх и риск она берется за расследование убийства. В этом ей помогает журналист-науковед Исидор Катценберг, обосновавшийся в здании водокачки в предместье Парижа. По ходу развития сюжета герои попадают в самые невероятные ситуации, часто оказываясь на грани между жизнью и смертью. Постепенно перед ними открывается завеса, скрывающая орудие убийства Дария. Это – «Шутка, Которая Убивает». В самом конце романа мы узнаем, что это за «шутка» – шкатулка с «веселящим» газом, способным вызвать в закрытом помещении остановку сердца. Главные герои едва сами не погибли, надышавшись этой адской смеси. Впрочем, как и положено в правильных книжках, все заканчивается «хэппи эндом». После прочтения книгу можно было бы положить на полку. Что же заставило оставить ее на столе?
Одновременно с развитием сюжета Бернар Вербер приводит отрывки из скетчей Циклопа, а заодно – выдержки из Великой Книги Истории Смеха. Первое упоминание о рождении шутки, если верить автору романа, относится к 321 255 году до нашей эры; место действия – Восточная Африка, регион, где позднее будет Кения. Ненавязчиво читателя, словно посетителя краеведческого музея, переводят из зала в зал: от эпохи, когда согласно Дарвиновской теории, пращуры человека ходили на четвереньках, до наших дней. На сцене появляются исторические персонажи: легендарный король Артур, Аттила, руководители ордена тамплиеров, Эразм, Рабле, Пьер де Бомарше… Оказывается, многие из них держали в руках ларец с «Шуткой, Которая Убивает». Еще одно «открытие»: с древних времен борьба, в буквальном смысле не на жизнь, а на смерть, ведётся между Великой Ложей Смеха – защитником светлого смеха, и Орденом, защищающим смех тьмы. Все они, оказывается, хотят обладать «Шуткой, Которая Убивает». По ходу прочтения романа выясняется, что защитники светлого смеха не такие уж светлые. К примеру, чтобы быть принятым в Ложу, надо выиграть смертельный поединок с другим кандидатом: участников турнира привязывают к креслам, у виска прикрепляют штатив с пистолетом, к курку которого подсоединен электрический провод, ведущий к пульту управления, укрепляют датчики на сердце, шее и животе. Датчики определяют изменения электроколебаний, поступающих на гальванометр. Если один из дуэлянтов засмеется и электроколебания превысят девятнадцать делений, на спусковой крючок поступит сигнал. Тот, кто сумеет вызвать смех, будет жить. Тот, кто не сумеет сдержать смех, умрет. «Защитники светлого смеха» первыми придумали такие турниры, видимо, с благой целью: чтобы принимать в свои ряды самых достойных. «Темные» секрет выкрали и стали попросту наживаться на дуэлях. Зададимся вопросом: какая же разница между «светлыми» и «темными», если те и другие «исповедуют» убивающий смех? Разницы никакой. Прием, которым воспользовался Вербер, вводя в заблуждение читателя, в формальной логике называется подменой тезисов. Кажется, будто борьба ведется между добром и злом. На самом деле, это не так, просто одна сила зла конкурирует с другой, точно также как два гангстерских клана борются за право быть лидерами на определенной территории.
И все-таки, почему «Смех Циклопа» остался на столе? Потому что книга заставила задуматься о природе смеха.
Смех и веселье свойственны природе человека. Когда у человека все получается, когда он испытывает эмоциональный подъем, то и смеется человек, переполняясь положительными эмоциями. Но что есть смех? Каждая из отраслей человеческого знания дает на этот вопрос свой ответ. Медицина – один, антропология – другой, психология – третий. Послушаем, например, что говорит о природе смеха Александр Козинцев в работе «Антропология смеха: на пути к синтезу»: «…Юмор освобождает мысли от бремени смысла… «Валяя дурака», человек смеется над собой… Чистый комический образ примитивен… Это не следствие изменения отношения субъекта к объекту, а … результат временного интеллектуального регресса… Радость от негативистской игры, сближающей взрослых с детьми, а людей с обезьянами – вот единственный смысл юмористической эйфории». Как тут не вспомнить роман Бернара Вербера, особенно то, место, где говорится о зарождении первой шутки в племени гуминидов. Без сомнения, оба автора – и ученый и писатель — стоят на позициях Дарвиновского учения о происхождении человека от приматов. То, что это учение давно трещит по швам – тема отдельного разговора. Лучше приведем слова о крахе дарвинизма Святителя Луки Крымского (Войно-Ясенецкого): «Дарвинизм, признающий, что человек посредством эволюции развился из низшего вида животных, а не является продуктом творческого акта Божества, оказался только… гипотезой, уже устарелой и для науки. Эта гипотеза признается противоречащей не только Библии, но и самой природе, которая ревниво стремится сохранить чистоту каждого вида и не знает перехода даже от воробья к ласточке. Неизвестны факты перехода обезьяны в человека». Кузенцев убеждает, что «звуки смеха, возможно, возникли путем ритуализации тяжелого дыхания, сопровождающего шутливые потасовки у обезьян. Наш смех при щекотке – рудимент этого явления». Не вступая в полемику с ученым, ответим ему словами иеромонаха Серафима (Парамонова): «Считать смех только «психической реакцией» или «атавистическим пережитком агрессии» значит глубоко заблуждаться. Вообще попытки судить о человеке вне связи с вероучением напоминают попытку описать слона на ощупь, с завязанными словами». Отец Серафим разъясняет, что все свойства нашей природы имеют начало в нашей сотворенности, а следовательно, в замысле о нас Творцом Богом. И смех восходит к этому изначальному замыслу, но не является им. Почему? После грехопадения первого человека Адама природа человека оказалась искажена глубокими противоречиями. В мир пришла смерть, а с нею – все зло тленного мира. Причастный смерти и греху, человек как бы раздвоился – он пребывает между добром и злом, он двоится в проявлениях своих чувств и эмоций. Это особенно видно на примере смеха. Чтобы понять это, необходимо рассмотреть все уровни явления смеха – от падшего, демонического, до высокого, святого и благодатного. Берем в руки Священное Писание и открываем Книгу Екклесиаста. «Время плакать, и время смеяться» (Еккл. 3:4), — говорит Екклесиаст. Великий Проповедник не отрицает смех, как таковой, но учит различать его уместность. Недаром он сравнивает смех глупых людей с «треском тернового хвороста под котлом» (Еккл. 7:6).
Библия приводит пример смеха, проявляющегося как духовное оружие и обличающего адептов ложных богов. В 3-й Книге Царств описывается состязание служителями языческого Ваала и пророком Илией. Святой пророк Илья предложил уговор – принести жертву, не возжигая огня на дровах – чья молитва будет услышана: Ильи к Господу или жрецов к Ваалу. С утра до полудня скакали жрецы Ваала у жертвенника, но ничего не произошло. И в «полдень Илия стал смеяться над ними и говорил: кричите громким голосом, ибо он бог, может быть, он задумался, или занят чем-либо, или в дороге, а, может быть, и спит, так он проснется!» (3 Цар. 18:27).
Различать добро и зло, называть вещи своими именами – выполнение этой многотрудной миссии Бог возложил на плечи еще ветхозаветных пророков. На примере явления смеха это видно очень наглядно. Непотребный, недолжный, «глупый» смех, по определению Екклесиаста, является выражением безблагодатного веселья, «треском тернового хвороста под котлом». Еще более резкая характеристика «бесовского смеха» дана в Новом Завете. По меткому выражению св. апостола Павла он назван «смехотворством». В послании св. апостола Павла к Ефесянам читаем: «Также сквернословие и пустословие и смехотворство не приличны вам, а напротив – благодарение» (Еф. 5:4).
Исключительно значение для нас имеет толкование явления смеха духовными светочами Святой Православной Церкви. Они учили, что человеку свойственны два вида смеха: собственно смех и духовный смех. Собственно смех святые отцы называют смехотворством. Предаваться неудержимому и неумеренному смеху – знак невоздержанности, необузданных движений и не сокращаемого строгим разумом надмения в душе. Недаром преп. Иоанн Синайский в числе дщерей алчности четвертой после лености, многословия и дерзости называл смехотворство. «Бесовскому смеху» противостоит духовный смех души. Ибо духовный смех есть знак освобождения от греха. «Бог не требует, братия, и не желает, чтобы человек плакал от болезни сердца, но чтобы от любви к Нему радовался душевным смехом. Отыми грех, и излишни будут болезненные слезы чувственным очам, ибо когда нет раны, то не нужен и пластырь. У Адама прежде преступления не было слез, как не будет их и по воскресении, когда грех упразднится, ибо тогда отбежит болезнь, печаль и воздыхание (Ис. 35:10) (Преп. Иоанн Синайский. 7:45. 82).
Кто получает дар духовного смеха? Кто много плачет о грехах своих. Потому что слезами душа очищается от греха, и Господь ниспосылает в очищенную душу теплоту, свет и радость. Эта радость и есть духовный смех. «Кто облекся в блаженный плач, благодатный плач, как в брачную одежду, тот познал духовный смех души» (Преп. Иоанн Синайский. Лествица. 7:40.81»).
О природе смеха духовного и «смеха бесовского» некогда задумался великий русский писатель Николай Васильевич Гоголь. Автор «Ревизора» и «Мертвых душ» оставил писательство в «смехотворном тоне» и начал «новую жизнь во Христе». Не все знают, что сделать такой кардинальный выбор писателю помог оптинский старец Макарий (в миру Михаил Николаевич Иванов), с которым Гоголь познакомился в 1850 году во время посещения Оптинской пустыни.
Почему великий комический писатель согласился с тем, что жизнь художника во Христе невозможна без отказа от «смехотворства»? Одной из причин взаимопонимания между гоголем и преп. Макарием была их любовь к святоотеческой литературе. Гоголь прочел наиболее известные произведения святых отцов и составил значительные сборники выписок из этих творений. (Т.8:825-828). Более того, имя Гоголя встречается в списках представителей русской интеллигенции, принимавших участие в типографском издании рукописных копий творений святых отцов, которое осуществлял преп. Макарий в 1840-60-х годах. Доподлинно известно, что еще до знакомства с оптинским старцем писатель жил по Евангельским истинам. За несколько дней до кончины Гоголь написал: «Аще не будете малы, яко дети, не внидете в Царствие Небесное» (Т.6:392).
Гоголь покаялся и отверг злой смех. Под силу ли это сделать автору «Смеха Циклопа»? Судя по характеристике, которую дает себе Вербер в автобиографии, вряд ли. Автор амбициозного романа «Мы, боги» горделиво называет себя агностиком и анархистом. «Думаю, что те, кто говорят «я знаю, что есть Бог, ошибаются, потому что нет доказательств Его существования» — пишет Бернар. Каких же нравственных «открытий» можно ожидать от писателя-безбожника? Увы, читатели, падкие на занимательное чтиво, забывают, что их кумиры, находящиеся на гребне волны, зачастую отличаются особым цинизмом. В их сердце нет Бога, нет веры и поэтому нет стыда. Но волны океана времени рано или поздно топят тех, кто их пытается оседлать. И не оставляют на песке даже имен. Зато имена Гоголя, Пушкина и Достаевского останутся в веках.
Материал подготовлен редакцией
газеты «Православная Луганщина»